Пиво

Ты, наверное, думаешь, что я экзамены не сдал, и пришлось залетать туда, куда пришлось, лишь бы в армию не забрали. У физруков таких… все. Но не-е-ет, дружок, я в армию собирался, а сюда меня засунула мать. Нельзя, мол, без образования. И страшно ей. И теперь я студент, учитель географии, м-да.

Почему в вуз не поступил? Да, прости, не с того начал. Я поступал же в военное, сдал экзамены на двести сорок баллов, в некоторые институты я вполне поступал. Но не взяли. Да, вот так вот. А вот думай, почему.

Тебе интересно? Ну тогда давай так. Представь. Ты — мальчик лет тринадцати, родился и растёшь в южном селе…

Слушай, слушай, не развалишься, сам спросил.

Вот, ты живёшь в селе. Не как пригород — «селе», а прям в селе — от трассы три или четыре километра дороги вглубь полей, крест на въезде, у креста мемориальчик сбитому ребёнку. Улицы всего четыре: Ленина, Гагарина, «Сорок пять лет победы» и переулок Полевой. На двух последних нет асфальта, хотя он был — это воду и газ прокладывали, но воду тырит водоканал, а газ подаётся с наружных труб, ну, что вдоль дворов тянутся, коммунальщики так под землю ничего и не пустили, и на кой тогда, казалось бы, крошить асфальт?

Ты, — напоминаю, тринадцатилетний пацан, — знаешь всё это, потому что родители и их друзья ничего другого не обсуждают. По той же причине ты терпеть не можешь сельсовет, ментов (они уже полиция, но всё равно менты), администрацию школы и вообще всех, у кого есть должность в органах и деньги.

Из развлечений у тебя: пузатый комп с «гонками» и «стрелялками», турник и лес. Иногда гоняешь в футбольца с пацанами. На всё село мячи есть только у того козла Гочева (ты и твои друзья зовёте его Кучей) и у твоего лучшего друга Костяна. Костян — дебил, но прикольный и любит махать руками и ногами, тебе с ним безопасно и весело. Вот такие затянувшиеся сельские нулевые.

А тебя зовут Вова Короленко, погоняло твоё — Хурма, ты — сын работницы почты, батя ушёл за хлебом, когда тебе было два, ты учишься на четвёрки, не считая информатики, собираешься переходить в седьмой класс. И живёшь ты с такими вот вводными, по первой строчке «Гэтсби»… ты фильм с Ди Каприо не смотрел, что ли? Ну там суть такая — у кого что есть, так тот и живёт. Ну не так важно, короче.

Лето, начало июня, ты, Вова Хурма, крутишь в голове уйму планов на лето, аки Финес и Ферб, но есть нюанс — каникулы не только у тебя. Поэтому к тебе в гости приезжает двоюродный брат Ромка Кочурин, которого все сельские с твоей подачи зовут Очко, а он сам даже не в курсе.

Ромка — городской, ездит в школу на маршрутках, ходит на карате (на самом деле на тхэквондо, но ты в душе не чаешь, как это пишется и произносится, потому говоришь «карате»), одевается модно и вообще долбанько, по твоему мнению. Ещё и младше на год.

Ромка не то чтобы совсем плохой, но перед пацанами за него вечно неудобно, потому что в твоей компании не принято выёживаться, а он выёживается, то на «Мстителей» сходил (не съездил, а сходил, ему же близко), то на море поехал, то играет во второй «Прототип» на своём иксбоксе (а у него есть иксбокс), и всё потому, что отец у него в Сочи Олимпиаду строит. И ты, и друзья твои завидуете, но вы это не признаёте и думаете, что это Очко выпендривается перед вами, ведь фильмы вы смотрите по телеку и дивиди, на море не ездите, а из игр самое новое — «Крайзис», который запускается на всё село только на ноутбуке мамы Кучи, а значит — ни у кого.

Да, да, прости, возвращаюсь к сути. Приезжает твой двоюродный брат Ромка. Ну всё, вроде, как всегда, здороваетесь, едите, болтаете, ему скучно, и он к тебе пристаёт, а ты не можешь свалить — Костян уехал к родственникам на Курсавку. Ромка от нечего делать показывает тебе свой аккаунт в Стиме, — ведь мама завела ему аккаунт в Стиме, чтобы он не лез на торренты, — а ты ненавидишь этого мелкого (разумеется, ты называешь его мелким) всей своей «нищей» пацанской душой и игнорируешь, играя в «Сталкер». Мочишь себе бандитов. А мелкий тоже хочет поиграть. Ты со злости огрызаешься:

— В «Ласт Лайт» свой играй!

Слово за слово и вы уже мутузитесь, и начал ты; твоя мама, которую вы из дневного сна выдернули, ругается на вас, разнимает и выпинывает на улицу, сходить в магазин за подсолнечным маслом. И грозит проверить, прочёл ли ты Пушкина на лето. Ты расстроен из-за того, что мама расстроена, и идёшь на мировую с мелким, он не обижается, ты не обижаешься, и двигаете огородами в центр. Ты от скуки срываешь первую попавшуюся соломинку, кладёшь в зубы и жуёшь. Глядишь себе на дома, на землю, плюёшь под ноги, надеешься, что мама не будет проверять у тебя эту несчастную «Капитанскую дочку», а Ромка ноет:

— Выбрось, она же грязная, — это он про соломинку.

— Балда ты, — отвечаешь ты и ну очень натужно стараешься в феню, — Чё хочу, то жую, так вот добарахлишь, башмаком станешь.

Ромка не понимает и выдаёт:

— Чё?..

И действительно, «чё»?

Почему феня? Уже, наверное, придумал: «Ты рос в нулевые в южном селе, некоторые отцы твоих друзей сидели, ну хочешь не хочешь оно в тебе засядет». Не то чтобы совсем мимо, конечно. Но у тебя ж другой немного случай, ты как Попка: друзей своих копируешь, чтобы покруче быть, и половины слов не понимаешь, воспроизводишь что-то, что звучит по блатному, и всё. И этот цирк — эксклюзив для родственничка. Перед друзьями и мамой ты говоришь нормально, чтобы первые не оборжали, а вторая не отругала.

К чему я это? А чтобы ты понял, что вроде и подросток, но ещё ребёнок, и не всё понимаешь. Потерпи, приключение впереди.

Вы выбираетесь через дыру в заборе на Ленина, к магазину. На стоянке только одна машина — полицейская «пятнашка». Ты уже знаешь, что это и кто там сидит, и вообще без задней мысли, не предупредив брата, прёшь ко входу. Дверь в машине открыта, на водительском — мент, высунул ноги наружу и курит. При виде вас он свистит и кричит:

— Слышь, пацаны, идите сюда! Пиво будете? — И бутылкой так трясёт, зазывает.

Ты забегаешь в магазин, Ромка следом и ещё спрашивает:

— А чего он пиво раздаёт?

И ты думаешь, пока ищешь взглядом масло, как бы брату объяснить, что этот мужик третий месяц ловит наивных детей и подростков, предлагает пиво, даёт выпить, а потом возит в отделение, план выполняет. Что такое «план выполняет» ты не знаешь, слышал это от дяди, но знаешь, что тебе ничего хорошего не сулит. Ванька с шестого «бэ» за это на учёт поставили.

— Лохов ловит, — отвечаешь ты вполголоса, так, что Ромка (как ты позже поймёшь) не слышит.

Оплачиваешь это несчастное масло, оборачиваешься, а братан — тю-тю. Ты беспокоишься и думаешь: «Куда этот полудурок попёрся?», обходишь все ряды магазина, выбираешься на улицу, а этот… стоит у ментовской машины. Пиво держит. И не возникает у тебя вопросов, зачем Ромка вообще попёрся к нему, как он не заметил такой очевидной подставы, ты прёшь вперёд, не думая, и где-то у самой стенки черепа мелькает: «Это ж меня за него прибьют нахрен!».

И ты выбиваешь из рук двоюродного брата бутылку, а она стеклянная, бьётся со звоном о дорогу, пиво разливается по асфальту, тебе в тапки затекает, менту брюки заляпало, а ты это как-то краешком ума ловишь, пока отпихиваешь брата в сторону. Со спины вдруг зычно так:

— Я не понял, это что за хулиганство! А ну, пошли…

От «А ну, пошли…» ты впадаешь в ужас. Сразу думаешь про тюрьму. Про мать, которая будет смотреть на тебя как на отброса, которая будет выслушивать, какой же ты преступник. Про людей, которые будут тебя шугаться. Тебе не приходит в голову, что ты не сделал ничего, за что можно попасть в ментовку, не приходит, блин, в голову, что можно просто убежать — ты целиком и полностью, на все сто — боишься, по-детски наивно и по-детски же остервенело.

Поэтому ты подбираешь первую попавшуюся стекляшку — горлышко от бутылки, «розочку» эту, — и не глядя швыряешь в мента. Стекло царапает мужику руку чуть выше ладони и прилетает в дверь «пятнашки». Даже теперь, вместо того чтобы убежать, ты стоишь, набыченный такой, но сам не бык, а так, телёнок блеющий, и на лицо мента смотришь, не видишь, что брат-то уже дал дёру.

Мент отходит от лёгкого испуга, — ты это отчётливо видишь, — щупает быстро предплечье, видит тоненькую полоску крови и меняется в выражении. Рот на чистом до гадости хлебальнике кривится, глаза играют так вот… специфически. Про себя думаешь: «Убьёт!». Но вдруг понимаешь, что —  да, он хочет тебе врезать. Да не сделает этого, он же своего добился! Хотел пацана припереть, вот — припёр. Лови, бери, вези.

Ну он поймал, взял и повёз, запихал в машину и по газам. Ты как никогда отчётливо понимаешь: «Пипец, ценок!». Первое время смирно сидишь, пока мент звонит в ПДН, но как видишь, что увозят за село, мимо креста и памятничка — прорывает. Сидишь, плачешь и ругаешься.

— Бичара позорный, бельманда!

Там, вообще, Бельмондо правильно, без понятия, что конкретно это значит, но в моменте «бельманда» кажется оскорбительней.

Мент слушает-слушает, и отвечает:

— Вякнешь ещё чего на меня — посадят на пять лет за нападение на должностное лицо при попытке задержания, понял?

— Харя треснет, мусор! Не докажешь!

— Было бы желание, свидетели найдутся, — говорит и щерится, ты это через зеркало заднего вида замечаешь.

И сидишь, молчишь. Потому что поверил и испугался. Ты не блатной, ты обычный мальчик, две недели назад уравнения решал, разумеется, ты боишься, что какая-то сволочь тебя за так посадит, боишься, что мать родная будет на тебя со стыдом смотреть и… таким вот взглядом, знаешь, хоть рассыпься в пыль на том же месте. Ты этого не хочешь и уверен, что так оно и будет.

Тебя привозят в район. Тоже село, но побольше. Тебя приводят, сдают на руки кому-то такому же мутному, — ну, для тебя все полицейские «мутные», — сажают на стул в отдельной комнате, оставляют ждать. А ты ревёшь всё это время, на вопросы не отвечаешь, да и не слышишь эти несчастные вопросы, у тебя перед глазами мама плачет…

Они кое-как узнают у тебя адрес и место работы матери. Ты еле шевелишь губами, но говоришь, потому что боишься так в этом ПДН и остаться. Ждёшь и плачешь, полицейских не видишь, они у тебя в одно слились, даже тот мент забылся, тебе не до них. Такой вот… безысходный саможрущий страх.

Приезжает мама.

Она тебя обнимает, ничего не говорит, кроме: «Слава Богу…». Вас с ней садят в кабинет к инспектору по делам несовершеннолетних, усатый такой видавший всякое дядька; возле инспектора — гнида стоит. Ты перестаёшь плакать, потому что мама на твоей стороне, и снова начинаешь злиться на этого мента. Тебе плевать, на сколько тебя посадят (ты же не знаешь, что тебя до четырнадцати по закону не могут посадить), ты хочешь просто достать урода, понимаешь?

Мент говорит, что ты виновен во всех грехах, и пиво пил, и бутылку разбил, и на полицейского с осколком кинулся, хотел заколоть-зарезать. Ты начинаешь возражать, тебя просят помолчать. Вы с мамой дослушиваете его бред, ты сейчас взорвёшься от гнева, но мама начинает:

— Мой племянник там был. Ваш, — а она только к инспектору обращается, — сотрудник сам давал ему алкоголь, малолетке, а мой сын выбил бутылку, чтобы племянник не попал. Вы что на это скажете?

А этот:

— Вы же взрослая женщина, должны понимать, дети могут сказать что угодно, лишь бы им ничего не было!

А мама:

— Если найдутся взрослые свидетели, я их с удовольствием послушаю.

Они ещё долго препирались… тьфу, препираются… пардон, выпал. Они препираются, ты сидишь молчишь, про себя ждёшь, когда мама наорёт на этого козла и увезёт тебя домой. Инспектору надоедает, он оформляет тебя и отпускает с мамой домой. Назначает всякие комиссии, обещает опросить свидетелей и всё такое.

И всё, ты пять лет про эту историю не вспоминаешь, и думать забыл. Комиссий никаких не было, как и разбирательств, оповещений никаких нет, а если и были, то не дошли. Мент пропадает куда-то к концу того же лета (задолбал всех, видимо), ты его даже краешком ума не это самое…

И в приёмной комиссии в военном вузе тебе говорят:

— Простите, вы состоите на учёте, наш вуз не может вас принять.

Ну да, это всё. Ты ждал какой-то концовки? Что вот мать плюёт в лицо нерадивому полицейскому, и несколько лет спустя он объявляется уже где-нибудь в Соликамске? Ну прости, скандалы и плевки в лицо дело киношное, как и карма. А что с ментом невнятно… да нету его больше в твоей жизни, и пусть. Остальное не беспокоит, проглотил и живёшь. Как-то так.